Большой канкан для маленького гения

Среди легенд Монмартра эта история самая фривольная и грустная одновременно. О том, как, губя себя, запойный аристократ Тулуз-Лотрек воспевал богему, можно узнать на выставке «Парижские удовольствия» в Третьяковской галерее.

Сегодняшний Монмартр — аккуратный музей под открытым небом, где мостовые пахнут дезодорантом, а уличные художники принимают оплату кредитными картами. Туристы обычно умиляются, до чего же заповедным кажется этот район Парижа, в котором почти нет новостроек. Действительно, здесь все выглядит почти как сто с лишним лет назад — и при этом совершенно иначе. Думаете, почему будущие гениальные художники селились именно на Монмартре? Ответ очевиден: место имело дурную репутацию, приличные граждане там не то что не селились — даже близко не подходили (во всяком случае, внушали такую версию законным супругам). Проще говоря, это и было пресловутое парижское «дно» — с дешевыми борделями, вульгарными театриками и местными пацанами, не чуждыми криминальных наклонностей. Аренда студий обходилась тут гораздо дешевле, чем в центре города, а выпивку иногда подавали в обмен на холсты и рисунки. Едва ли хозяева заведений сильно верили в талант своих завсегдатаев — просто понимали, что живых денег им все равно не стрясти. Да и без сочувствия, вероятно, не обходилось: дескать, мучаются бедолаги, рвутся в художники, а настоящее-то искусство, известное дело, в Лувре. Надо бы, кстати, туда заглянуть при случае, да вот хозяйство не на кого оставить...

Всех этих монмартрских «удовольствий» граф Анри Мари Раймон де Тулуз-Лотрек-Монфа должен был избежать по праву рождения. Семейство хоть и подрастеряло былые доходы, но гордилось древностью рода и даже в страшном сне не могло представить своего отпрыска в роли маргинала. Пусть даже художником (родители и сами уважали изящества), но не пропойцей же с сомнительными сюжетами и не менее подозрительными знакомствами! Достойные авторы получают заказы на портреты от аристократов или хотя бы от господ промышленников, а этот рисует каких-то непотребных натурщиц вроде той, что зовется Глухая Берта, или еще шансонеток вроде Иветт Гильбер (всем известно, какие глупости она распевает), или вообще изображает ресторанный сброд на площади Клиши. Негодование родственников больше не смягчалось прежним состраданием: ведь мало того, что Анри уродился почти карликом (эта патология, возможно, стала следствием близкой родственной связи его отца и матери), так он еще в детстве дважды ломал ноги, что привело к пожизненной хромоте. Но это же не дает ему права так позорить фамилию! Ходили слухи, будто дядя Тулуз-Лотрека планировал скупить все его работы и сжечь втихую во дворе родового замка. Подобие примирения наступило только в 1901 году — по печальному поводу — в тот самый родовой замок Анри приехал умирать. Вопреки легендам, скончался он именно там, а вовсе не в психиатрической клинике, где провел несколько недель с диагнозом: белая горячка. На момент кончины было художнику неполных 37 лет.

Такая вот биографическая канва, а теперь про выставку. Она целиком графическая, то есть без живописных работ. В каком-нибудь другом случае это могло бы разочаровывать, но стоит иметь в виду, что заслуги Тулуз-Лотрека перед мировым искусством не в последнюю очередь в графике и выражаются. Более того, в графике тиражной. Театральные афиши и программки, рекламные плакаты, обложки книг — в этих «прикладных» жанрах он сумел совершить революцию. Или, лучше сказать, головокружительную эволюцию, поскольку исходные компоненты для его стиля были к тому времени известны. Оставалось осуществить синтез, чтобы гротеск Оноре Домье сошелся с трепетом Эдгара Дега и лаконизмом японца Хокусая. Здесь-то и понадобилась рука Анри де Тулуз-Лотрека.

Скорее всего, заказчики в эту генеалогию не вдумывались, их просто поражал результат. Теперь все понятнее, зато возникает другая проблема: слишком общеизвестны многие из афиш для «Мулен Руж» и «Фоли-Бержер». Глаз уже не воспринимает их острой прелести, но стоит попробовать увидеть заново. А для свежести чувств сгодятся менее знаменитые литографии. Скажем, «Эльза по прозвищу Венка» (только не спрашивайте о роде занятий этой благонамеренной дамы) или «Модистка», или «В пивной», или «Женщина в корсете» — далее везде. В каждой вещи есть своя пластическая тонкость и крепкое ремесло.

Если уж к кому и относится поговорка «Мастерство не пропьешь», то к этому художнику — одному из первых. Практически все экспонаты выставки прибыли из Национального института истории искусства в Париже. Вообще-то тулуз-лотрековских листов там гораздо больше, чем привезли в Москву. Коллекцией институт обязан кутюрье и меценату Жаку Дусе, завещавшему Франции свое собрание книг и художеств. Но это отдельная тема: Дусе достоин и собственного биографического очерка (например, он когда-то спонсировал пионеров литературного сюрреализма Бретона и Арагона). А для гастрольной перспективы важен сам факт завязки между двумя институциями. Еще один экспонат доставлен из Швейцарии (это автошарж художника, причем оригинальный рисунок, а не литография). Пушкинский же музей поделился темперой «Дама у окна». Честно говоря, набор не столь уж феноменальный, чтобы претендовать на событие мирового масштаба, но существенный для России, где с наследием Тулуз-Лотрека всегда было плоховато.
Газета.ру

E-mail пользователя:
Пароль:
Запомнить меня

У вас нет аккаунта? Создайте его сейчас.

Добавить комментарий

« Назад

« Предыдущая страница   | | Следующая страница »