Евразийство: национальная идея или химера?

Любая научная теория политически нейтральна. Любая идеология агрессивна. Попытка превращения научной теории в идеологию неизбежно искажает её и в конечном итоге дискредитирует.

ХХ век дал тому немало примеров. Один из них — евразийская идея. Родившись в начале века в совершенно конкретном историческом контексте как идея историософская, она претерпела затем удивительные метаморфозы и в конце 20-х — начале 30-х годов, исказившись до неузнаваемости, потерпела полное крушение, сопровождавшееся решительным отступничеством от неё отцов-основателей. Казалось бы, похороненная и навсегда забытая, она вдруг вновь возродилась после распада СССР, причём именно в своём идеологическом обличии.

Каковы идейные истоки евразийства? Каково его место в русской философской мысли? Какую роль сыграло оно в национальной истории? В чём причины его упадка и краха? А теперь вот и реинкарнации?

Ответ на эти вопросы необходим, однако, не в целях удовлетворения сугубо академических интересов, а для того, чтобы понять причины нынешней актуализации евразийского наследства, определить его место в современном национальном самосознании, а точнее — роль в поиске Россией своей цивилизационной идентичности, стратегии развития в ХХI веке.

Возникновение евразийства и его крушение

Начало евразийскому движению положили споры в узком кругу русских эмигрантов (в Софии) по поводу вышедшей в 1920 году брошюры князя Н. С. Трубецкого «Европа и человечество». В брошюре автор подверг резкой критике идеологию европоцентризма и агрессивность романо-германской культуры, которая претендовала на то, чтобы стать эталоном для всех без исключения народов.

Результаты дискуссий вокруг произведения Н. С. Трубецкого были изданы в 1921 году в Софии в сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев». Основателем новой теории стал географ П. Н. Савицкий. Значительный вклад в её развитие внесли теолог Г. В. Флоровский, философ Л. П. Карсавин, публицист П. П. Сувчинский. Некоторое время евразийскому движению сочувствовали философ С. Л. Франк, культуролог П. М. Бицилли. Евразийцы опубликовали несколько сборников, издавали «Евразийскую хронику», а в 1928 году начали выпускать газету «Евразия».

Евразийство стало творческой реакцией русской философской мысли на целый ряд явлений начала ХХ века: русский коммунизм, революцию 1917 года, возникновение и развитие СССР; деградацию и «закат» (термин О. Шпенглера) Европы; крушение панславизма; кризис православия и христианства в целом; возрождение и натиск Востока.

Евразийцы считали своей духовной предтечей именно славянофилов, а не западников. Однако, по мнению П. Савицкого, поскольку славянофилы «упирали на „славянство“ как на то начало, которым определяется культурно-историческое своеобразие России, они явно брались защищать трудно защитимые позиции». Само понятие «славянство», по мнению евразийцев, мало показательно для понимания культурного своеобразия России, поскольку, например, поляки и чехи принадлежат к западной культуре. Русскую же культуру определяет не только славянство, но и византизм. В облик России впаяны как европейские, так и азиатские элементы. Эти элементы как раз и составляют сильную сторону русской культуры, что позволяет сравнивать Россию с Византией, культура которой, как бы воплощая евразийство, сочетала в себе элементы эллинского «Запада» и древнего «Востока».

В связи с этим, как отмечал П. Савицкий, историческое своеобразие России явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно её принадлежностью к «славянскому» миру.

Центральный момент евразийства, его идеологическое кредо — противопоставление России Европе. Сущность евразийской доктрины её авторы видели в «...отрицании „абсолютности“ новейшей „европейской“ (т. е. по обычной терминологии западноевропейской) культуры, её качества быть „завершением“ всего доселе протекавшего процесса культурной эволюции мира». И далее: «Евразийская концепция знаменует собою решительный отказ от культурно-исторического „европоцентризма“, отказ, проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из определённых насущных и философских предпосылок... Одна из последних есть отрицание универсального восприятия культуры, которое господствует в новейших европейских понятиях».

Западноевропейскую культуру Н. Трубецкой называл космополитизмом или романо-германским шовинизмом. «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой — наш злейший враг», — категорически постулировал Н. Трубецкой. «... Освобождение мира от власти романо-германских хищников» — это и есть «новая историческая миссия» России.

Новое учение можно свести к нескольким главным тезисам.

Первое. Главная причина крушения Российской империи и результате революции 1917 года состоит не в подрывных происках отечественных партий и внешних сил, а в порочном подражательстве Европе, начавшемся во время реформ Петра Первого. Октябрьская революция — это восстание народа против дела Петра.

Второе. Русская цивилизация самобытна и самодостаточна: она представляет собой не Европу и не Азию, а синтез того и другого — Евразию, имеющую свой Запад и свой Восток.

Третье. Коммунистический режим в России — это зло, но не абсолютное, поскольку он свернул с порочного пути, противопоставил себя Европе и провозгласил модель самостояния. Таким образом, два послепетровских столетия для евразийцев будто бы и не история, поскольку они только разрушили Россию. В 1917 годах для них нить русской истории лишь восстанавливается. «Коммунистический шабаш, — писал П. Савицкий, — наступил в России как завершение более чем двухсотлетнего периода „европеизации“. Однако большевизм положителен тем, что явился бунтом против европейской культуры. Величайшая заслуга большевиков — восстановление государства в естественных границах Евразии.

Четвертое. Режим большевиков и коммунистическая идеология рано или поздно неизбежно падут и освободят место для режима подлинно национального, опирающегося на евразийскую идеологию. Сходство между большевизмом и евразийством — только внешнее. Большевизм безбожен, тогда как евразийство — движение религиозное и богоутверждающее.

Пятое. В противоположность европейской модели мирового развития, которая стремится навязать свои стандарты всем странам и народам, обрекающим их на „догоняющее развитие“, евразийство утверждает равноценность различных национальных культур, которые должны породить „цветущую сложность“ (термин К. Леонтьева).

Шестое. Татаро-монгольское иго для России было благом, поскольку именно от империи Чингизидов она приняла эстафету евразийской государственности. „Московское царство возникло благодаря татарскому игу, — писал Н. Трубецкой. — Московские цари, далеко не закончив ещё «собирания русской земли», стали собирать земли западного улуса великой монгольской монархии: Москва стала мощным государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири. Русский царь явился наследником монгольского хана. «Свержение татарского ига» свелось к замене татарского хана православным царём и к перенесению ханской ставки в Москву“.

Седьмое. Евразийское государство — это идеократическая империя, т. е. государство, в котором господствует идея всеобщего блага. Евразийцы считали, что государство правды и правовое государство — два различных миросозерцания: для первого характерен религиозный пафос, для второго — материальные устремления, в первом правят герои, во втором — серые, заурядные люди.

Как достаточно влиятельное учение евразийство просуществовало примерно десять лет — 20-е годы ХХ века. Уже к середине двадцатых началось его концептуальное и организационное разложение, причём основные его идеи были оспорены и пересмотрены самими его основателями, в первую очередь Г. Флоровским, который признал евразийские концепты неверными, голословными и зачастую просто эмоциональными. Интересно, что Г. Флоровский отошёл от движения уже в 1922 году, т. е. через год после того, как его основал. Н. Трубецкой „продержался“ дольше — до 1925 года. Пост идейного вождя занял Л. Карсавин. Ненадолго: в 1929 году он заявил о разрыве с евразийством. Только П. Савицкий сохранил верность движению от начала и до конца. Но это был уже деятель и мыслитель совсем другого масштаба.

К тому же к середине двадцатых евразийское движение стало объектом внимания ГПУ, которое сочло выгодным для советского режима широкое распространение вышеупомянутых идей, поскольку оно было альтернативой идеям белой эмиграции, стремящейся реставрировать Российскую империю, и примирительно относилось к коммунистической власти. Чекистам удалось проникнуть в евразийские круги и убедить их лидеров, что внутри советской России повсеместно организованы тайные евразийские организации, которые нуждаются в идейном руководстве со стороны эмигрантов (см. кинофильм „Операция «Трест»).

В 20-е годы евразийство по существу развивалось как спецпроект ГПУ. Нет, конечно, каких-либо оснований полагать, что интеллектуалы ранга Н. Трубецкого действовали по заданию Москвы. Но нет и сомнений в том, что их программа была большевикам полезна. Сохранение коммунистического режима казалось евразийцам меньшим злом, чем политическая зависимость от Запада. Это означало только одно — отказ от самого сопротивления большевикам. Евразийцы признавали, что они были загипнотизированы большевистским пафосом, так же как и А. Блок, Ж. П. Сартр, Л. Арагон, Л. Фейхтвангер, Дж. Рид и другие интеллектуалы того времени. Другие евразийцы были просто раздосадованы на Европу за «измену белому делу».

Несмотря на это, евразийство в духовном отношении имело, конечно, мало общего с большевизмом, да и с настроениями советской интеллигенции и народа в СССР. Мечты о Святой Руси, о возвращении к утраченным корням и интеллигенции, и народу были абсолютно чужды. В Советской России 20-х годов царил исторический оптимизм и культ будущего. Материалистическая, атеистическая пропаганда добилась больших успехов, потеснив православие. Веру в Бога заменила вера в научно-технический и материальный прогресс.

Евразийцы не принимали, разумеется, террор, и в особенности культурную политику советской власти, но считали заслугой большевиков геополитическое восстановление распавшегося евразийского пространства. С сочувствием они относились и к солидаризации советского государства с колониальными народами в их борьбе против европейских метрополий. Однако они, конечно, понимали и то, что пролетарский интернационализм, на основе которого большевики сколотили государство заново, долго не продержится. Национальные чувства рабочих сильнее классовой солидарности. В конечном счёте, Россия должна найти иную основу для своей консолидации, и такой основой может быть только евразийство. Евразиец Чхеидзе даже выражал надежду на то, что постепенно удастся преобразовать большевистскую партию в партию евразийства. И он был в этой надежде не одинок.

И всё же попытка найти компромисс с большевиками была с самого начала порочной и потому обречённой на провал. Как отмечал А. Панарин, «самое большое преступление евразийцев 20-х годов — это попытка усыновления преступного большевизма в русской национальной культуре». И за это евразийцы жестоко поплатились. Советские спецслужбы рассматривали их как «полезных идиотов» и использовали в своих целях. Об этом говорит трагическая судьба многих из них и, в частности, П. Савицкого и Л. Карсавина. Первый, обосновавшийся в Чехословакии, после вступления в неё Красной армии был арестован и провёл 10 лет сначала в советском концлагере, а затем в чехословацкой тюрьме. Второй, преподававший в Каунасском университете, был арестован в 1939 году после вступления Красной армии в Прибалтику и окончил свою жизнь в ГУЛАГЕ в 1952 году.

Не менее драматично сложилась судьба и других евразийцев, которые уже прямо сотрудничали с советским режимом. В 1929 году, когда евразийское движение окончательно раскололось, в Париже образовалось просоветское евразийское крыло во главе с С. Эфроном (мужем М. Цветаевой) и князем Д. Святополк-Мирским. Группа сплотилась вокруг газеты «Евразия». Позднее выяснилось, что С. Эфрон был агентом советской разведки. В 30-х годах С. Эфрон и Д. Святополк-Мирский вернулись в СССР, где также пали жертвами сталинского террора.

Идейный разгром евразийства

Первый мощный удар по евразийству нанёс, как уже говорилось, его основатель Г. Флоровский.

«Судьба евразийства — история духовной неудачи, — отмечал Г. Флоровский. Морфологическое отграничение России от Запада ошибочно, а евразийское рассмотрение петровского поворота — односторонне. „Поворот“ к Европе был нужен и оправдывался не техническими потребностями, но единством религиозного здания и происхождения. В этом живом чувстве религиозной связанности и сопринадлежности России и Европы как двух частей, как Востока и Запада, „единого христианского материка“ была вещая правда старшего славянофильства». Что касается евразийского фактора, характеризующего Россию, замечает Г. Флоровский, то он у евразийцев отнюдь не означает синтеза между европейским и аизатским началом. У них всегда есть пафос отвращения к Европе и крен в Азию“.

В начале 20-х годов евразийцы часто цитировали Ф. М. Достоевского: „В Европе мы были приживальщики и рабы, а в Азию явимся господами. В Европе мы были татарами, а в Азии мы европейцы“. Лишь потом они осознали, что великий писатель не подвергал сомнению европейский характер русской культуры. Наоборот русские, по его мнению, — большие европейцы, чем жители Западной Европы.

Другой основоположник евразийства, Н. Трубецкой, окончательно порвал с евразийским движением задолго до 1928 года, когда в Париже стала издаваться газета „Евразия“, уже явно манипулируемая большевиками. „Для евразийцев, — писал в 1925 году Н. Трубецкой, — самым важным является именно изменение культуры; изменение же политического строя или политических идей без изменения культуры евразийством отметается как несущественное и нецелесообразное“. В ситуации разрыва СССР с русской культурной традицией Н. Трубецкой решил, что русским интеллектуалам не остаётся ничего иного, как „выйти за пределы национально ограниченной европейско-русской культуры и (volens nolens) работать на культуру общеевропейскую, притязающую на звание общечеловеческой“.

Таким образом, евразийство было характеризовано самими же его основателями как идеологическое недоразумение и заблуждение. При этом ни Российская империя — в силу своего европоцентризма, — ни Советский Союз — в силу глобальности коммунистической идеи, на которой он был основан, — евразийским конструкциям никак не соответствовали.

Уязвимые мировоззренческие черты евразийцев уловил тонкий и глубокий мыслитель Н. Бердяев. Отмечая их талантливость и заслуги (главная из них в том, что они „остро чувствуют размеры происшедшего переворота и невозможность возврата к тому, что было до войны и революции“, а также „провозглашённый примат культуры над политикой“), он, тем не менее, объявляет свой жёсткий вердикт: „Евразийство есть прежде всего направление эмоциональное, а не интеллектуальное, и эмоциональность его является реакцией творческих национальных и религиозных инстинктов на происшедшую катастрофу. Такого рода душевная формация может обернуться русским фашизмом“. Большевистский режим в России, полагал Н. Бердяев, полностью противоречит русской идее и более отвечает идее туранской. В этой связи он призывал преодолеть „нашу татарщину, наш большевизм“.

Что стоит за возрождением евразийства?

В 90-е годы ХХ века мечта отцов-основателей евразийства, казалось бы, наконец, сбылась. Коммунистический режим в России рухнул, а евразийское движение начало возрождаться.

К сожалению, однако, оно стало возрождаться именно как новая идеология, от которой евразийцы отказались ещё 70 лет тому назад. То, что современным протагонистам евразийства оно нужно именно как идеология, сомнений не вызывает: об этом говорит возникновение таких явлений, как „Евразийская партия“, „Движение Евразия“, включение евразийских идей в политические платформы ведущих российских политических партий, включая КПРФ, ЛДПР, „Отечество“, „Единая Россия“ и др. Этого, собственно, не скрывают и сами „новые евразийцы“ — А. Дугин, А. Ниязов, Г. Зюганов и др. Причём неоевразийство рассматривается ими как мобилизационная идеология. А. Дугин, к примеру, так и пишет: „Обращение к евразийству... потребует от нации нечеловеческих усилий“.

Актуализация евразийства явилась реакцией, с одной стороны, на крушение коммунизма и распад СССР, а с другой, на прозападный курс новой демократической власти России. Оно стало попыткой сформулировать альтернативную государственную идеологию и альтернативный внешнеполитический курс в условиях натиска мирового либерального проекта, носителем которого стали в конце ХХ века США, провозгласившие после окончания холодной войны „конец истории“ (Ф. Фукуяма).

Основанное на идеях, высказанных еще в 20-е годы ХХ-го века, современное евразийство пытается дать им новейшую интерпретацию и потому может быть названо не иначе, как неоевразийство. Один из основных теоретиков неоевразийства А. Дугин считает, что заслуга неоевразийцев состоит в разработке следующих идей.

1. Неоевразийцы интегрировали в первоначальное учение полноценную логистику геополитического аппарата с его классическим дуализмом Моря и Суши. Существует евразийская метацивилизация, ядром которой является Россия, и которая представляет собой широкий конгломерат не только славяно-тюркских, но и других многообразных культур Евразии. Это сухопутная цивилизация, противостоящая морской цивилизации Запада. Противостояние между ними вечно и органично независимо от государственно-политического устройства обоих полюсов. Неоевразийство исходит из принципа неустранимых противоречий между Евразией и Западом (особенно США) на уровне глубинных цивилизационных принципов. Именно поэтому евразийская цивилизация воплощает собой консервативно-традиционные ценности, противостоящие ценностям либеральным, „атлантистским“, которые отстаивает Запад. Причём геополитическое положение государства является намного более важным, нежели особенности политического устройства этого государства. Развивая идеи Маккиндера, который определял „русское Большое Пространство“ как „Географическую Ось Истории“, неоевразийцы постулируют, что по отношению к России все остальные евразийские государства и земли являются прибрежными. Если Россия — это „Ось Истории“, то „цивилизация“ вращается вокруг неё. Безопасность и суверенность России тождественны безопасности и суверенности всего евразийского континента. Этого нельзя сказать ни об одной другой крупной евразийской стране — ни о Китае, ни о Германии, ни о Франции, ни об Индии.

2. В отличие от классического евразийства неоевразийство ориентируется на стратегические парадигмы развития России, носителями которых оно считает консервативные ведомства — Минобороны, спецслужбы, структуры ВПК, которые не могут функционировать без стратегических ориентиров (эти ориентиры не могут меняться в зависимости от смены политического руководства). Например, со стратегической точки зрения, главным потенциальным противником России-Евразии был, есть и будет Запад, блок НАТО во главе с США.

3. Современную глобализацию неоевразийство считает исключительно „атлантистской“, которая по существу является партикулярной, нацеленной на распространение на все регионы мира единственной западной либеральной, в первую очередь, американской культуры. Партикулярной или однополярной глобализации неоевразийцы противопоставляют глобализацию „соборную“, альтернативную, „евразийскую“, признающую равноценность различных культур.

4. Историческую парадигму неоевразийства А. Дугин определяет как „национал-большевистский метод“. Особый упор при этом делается на непрерывность русской истории и преемственность цивилизационных архетипов и основополагающих векторов, которые следуют в первую очередь пространственной, территориальной логике. Важнейшим компонентом такого подхода является экономическая консолидация Евразии в первую очередь через реинтеграцию стран СНГ и всего евразийского материка.

5. По вопросам внутреннего устройства России неоевразийство придерживается концепции евразийского федерализма, субъектами которого, однако, являются народы, а не территории (как в современной России). С конфессиональной точки зрения, неоевразийство приветствует равноправие и союз различных религиозных традиций, в первую очередь православия, ислама и иудаизма. В национально-расовом смысле неоевразийство считает наиболее плодотворным, имеющим мессианское измерение альянс славян с тюркско-угорским этносом, который сформировал своеобразие великорусского этноса и заложил основу уникальной евразийской цивилизации и евразийской культуры. Таким образом, неоевразийцы акцентируют, в первую очередь, историческое значение даже не татаро-монголов, а тюркского каганата.

Наиболее ценным из наследия евразийской мысли 20-х годов А. Дугин считает именно противопоставление России Западу. „Все исторические евразийцы были принципиальными противниками Запада («романо-германского мира»), сторонниками «идеократии», убеждёнными русскими империалистами, с симпатией относившиеся к сталинской геополитической экспансии“.

Неоевразийство, конечно, не является монолитным движением. Более того, его различные представители ожесточённо борются друг с другом, яростно отстаивая своё первородство.

Для главной оппозиционной партии — КПРФ — Евразия означает СССР. Поэтому для коммунистов восстановление „евразийской твердыни“ тождественно восстановлению Советского Союза. При этом Г. Зюганова и его соратников нимало не смущают антикоммунистические положения и классического евразийства, и неоевразийства. Особенно ценят они в этом учении антиамериканизм, оппозиционность прозападному курсу нынешнего российского „антинародного режима“.

А. Дугин и другие создатели движения „Евразия“, в мае 2002 г. ставшего политической партией, напротив, считают евразийские идеи полностью соответствующими курсу и взглядам В. Путина. Манифест нового движения называется весьма амбициозно: „Евразия — превыше всего“ и, по всей вероятности, намеренно, по замыслу авторов навевает прямые исторические аналогии. Помимо известных положений, этот документ содержит внешнеполитический раздел, в котором провозглашаются следующие цели: воссоздание на основе СНГ Евразийского союза (аналога СССР на новой идейной, экономической и административной основе); распространение интеграции на весь континент — страны оси Москва-Тегеран-Дели-Пекин; выход России к теплым морям; в отношении Запада приоритетное сотрудничество со странами Европы, которая не является более олицетворением „мирового зла“ (сейчас эту функцию выполняют США); активное сотрудничество со странами АТР, в первую очередь с Японией; противодействие американской глобализации.

Эти идеи развиваются в Программе движения „Евразия“. „У России есть либо евразийское будущее, либо никакого“, — говорится в этом документе. Историческая миссия России — воспрепятствовать становлению „нового мирового порядка“ и выдвинуть ему глобальную альтернативу. Намечены и этапы решения этой задачи.

Первый этап евразийской интеграции — „постсоветский“ — воссоединение стран СНГ.

Второй этап — „континентальный“ — создание стратегического союза с евразийскими государствами, заинтересованными в создании альтернативы единоличному господству США. Это арабские страны Ближнего Востока и Северной Африки, Иран, Индия, Китай и др.

Третий этап — нейтрализация Европы и Японии как важнейших стратегических „береговых зон“, вывод их из-под контроля США и последующее включение в Евразийский Проект. В таком объёме Евразия будет оказывать решающее влияние на общепланетарные процессы. Это будет союз России, Европы (в первую очередь Германии и Франции), Китая и Индии против „заокеанских оккупантов“. В Манифесте „Евразия превыше всего“, правда, жёстко заклеймён весь Запад как „безбожный и эгоистический нарост на человечестве, претендующий на материальное и духовное господство“. Следовательно, союз с Европой, надо полагать, у неоевразийцев лишь временный, необходимый для сокрушения США. Желание „насолить“ США у евразийцев столь сильно, что они готовы это сделать в ущерб интересам России: „Больше всего США боятся пролиферации Россией ядерного вооружения. Особенно в отношении тех государств, которые отказываются слепо подчиняться американскому геополитическому и геоэкономическому диктату. Следовательно, именно это нам и надо делать“. Комментарии здесь излишни.

Ещё одним носителем евразийства является так называемая Евразийская партия, созданная Абдул-Вахед Ниязовым, ранее создавшим в Государственной Думе межфракционное депутатское объединение „Евразия“. От дугинского движения идеология этой партии отличается ещё более радикальным антиамериканизмом и антизападничеством. Правда, здесь упор делается не на оси Москва-Дели-Пекин, а на стратегическом союзе России и исламского мира. Такой союз предполагает в первую очередь выстраивание оси Москва-Астана-Душанбе-Тегеран-Багдад с перспективой присоединения Кабула и ряда арабских столиц. Для начала же следует объединить Россию, Беларусь, Казахстан, Среднюю Азию, Закавказье и Монголию.

В отличие от „дугинцев“, „ниязовцы“ не различают США и Европу. „Мы не Европа“, — торжественно провозглашают они. С другой стороны, члены Евразийской партии не проявляют такой откровенной сервильности в отношении к власти и лично к В. В. Путину, какой отличаются создатели движения „Евразия“. Кроме того, если последние делают ставку на православие (более конкретно — на старообрядчество), то Евразийская партия призывает власть опереться на радикальный ислам. Евразийская партия намерена выдвинуть иск к КПРФ за „человеконенавистническую“ национальную политику. Весьма агрессивно „ниязовцы“ настроены и против „дугинцев“. А. Федулов, заместитель председателя депутатского объединения „Евразия“ заявляет: „Когда Дугин называет себя евразийцем“, это выглядит, как отступившийся от веры человек называет себя верующим».

Таким образом, в настоящий момент в России существует несколько вариантов евразийства, которые используются в программных документах самых различных политических сил, — от непримиримо оппозиционных, до откровенно «пропрезидентских». (Кстати говоря, существует и либеральное евразийство, черпающее свое вдохновение в утопических идеях позднего А. Сахарова и геополитических проектах Н. Назарбаева). Все они весьма далеко ушли от того, что задумывалось П. Савицким, Л. Карсавиным и Н. Трубецким.

Можно сказать, что возрождение евразийства в России состоялось. Однако оно состоялось именно в той форме, которая была особенно чужда философии классического евразийства. При этом оно подверглось политической радикализации. В то же время сколько-нибудь значительным явлением интеллектуальной жизни в России евразийство не стало. В оценке политической роли неоевразийства можно согласиться с немецким историком Л. Люксом: «Слабость нового евразийства в том, что оно так и не сумело добиться широкого признания. Речь лишь идёт об отдельных элитарных кружках — совершенно так же, как это было в 20—30 гг. Для русских националистов евразийская идея чересчур абстрактна, то же можно сказать и о большинстве интеллигентов в исламских республиках бывшего СССР. При всей своей оригинальности программа евразийства, судя по всему, вновь обречена на провал».

Национальная идея или очередная химера?

Один из основателей классического евразийства Г. В. Флоровский, подвергший его впоследствии резкой критике, выразился очень точно: «В грёзах евразийства маленькая правда сочетается с великим самообманом. Нельзя замалчивать евразийскую правду. Но нужно сразу и прямо сказать — это правда вопросов, не правда ответов, правда проблем, а не решений».

В чем же правда евразийства?

Во-первых, оно стремится вернуть России национальное достоинство, избавить её граждан от комплексов неполноценности, сложившихся в результате катастрофического понижения мирового статуса страны (в результате распада СССР, падения экономики и уровня жизни в ходе непродуманных реформ).

Во-вторых, оно является предупреждением против односторонней ориентации во внешней политике — будь то в направлении Запада или Востока. Российская политика должна быть многовекторной, т. е. пророссийской, а не проамериканской или, к примеру, прокитайской.

В-третьих, оно отстаивает идею равноправности различных культур, цивилизаций, конфессий и наций, что чрезвычайно важно в нашем взбудораженном мире; при этом евразийство высоко ценит и акцентирует толерантность в межнациональных, межрелигиозных и межкультурных отношениях; евразийство стимулирует плодотворное обсуждение идей интеграции евразийского пространства, что отвечает глобальным тенденциям мирового развития, которые проявляются в экономической и политической интеграции больших пространств (Евросоюз, АТР, НАФТА).

В-четвёртых, неоевразийство справедливо выступает против атлантической модели глобализации, ставящей большинство стран в положение «догоняющего развития»; оно ратует за то, чтобы плодами глобализации могли пользоваться все народы, а не только «золотой миллиард».

В-пятых, евразийское течение разделяет общую позицию культурноцентричной критики технической цивилизации с её неоязыческими культами Машины и Тела, развивающейся в ущерб духу; противодействия неоязыческой идеологии «единого потребительского общества», заложником которого стали сегодня США (у которых нет в запасе другого мессианского текста, оправдавшего бы их претензию на мировую гегемонию).

Классическими евразийцами была сделана попытка, во многом плодотворная, преодолеть противостояние западников и славянофилов. Они искали и в ряде случаев находили «серединную позицию». Евразийское учение было заметным этапом в развитии русской философии истории и сыграло свою роль в поисках ответов на вопросы о смысле и конце истории, о месте России в мировом процессе, о мессианской роли русского народа. Евразийство было практически первым постреволюционным движением русского зарубежья, покончившего с иллюзиями белого движения, его надеждами на возрождение Российской империи.

В конце концов, как справедливо замечает А. Панарин, дело не в самом евразийстве, а в том, какие реальные темы, актуальные для нашего сознания оно поднимает.

Первая тема — это целостность постсоветского пространства. Ибо «тайна постсоветской целостности и тайна собственно российской целостности — это одна и та же тайна». И когда раскалывается Большая Россия, то не видно предела, за которым этот раскол останавливается и возникает Россия как стабильный остров. Там же, откуда Россия уходит, наступает «война всех против всех».

Вторая тема — тема национальной идентичности. Раньше русские были православными. Потом они стали советскими. Кто они сегодня? Можно ли говорить о политической нации, которая складывается (или уже сложилась) на евразийском пространстве? Если да, то должна быть система ценностей, которая её объединяет. Американцы знают свою систему ценностей. Не худо бы и нам знать.

Третья тема — тема постиндустриализма. Надо ли России повторять путь Запада и вечно жить в режиме «догоняющего развития»? Или постиндустриальная эпоха открывает ей другие возможности? Если постиндустриальная эпоха, как многие полагают, является эпохой не техноцентричной и не экономикоцентричной, а культуроцентричной, то какое место может занять в ней Россия? И не в этом ли смысл известного высказывания Л. Гумилева, который говорил: «Если Россия спасётся, то только как евразийская держава, и только через евразийство»?

«Великий самообман» евразийства состоит в его необоснованной претензии стать новой национальной идеей России, новой идеологией.

Прежде всего евразийство, коль скоро оно предполагает новый изоляционизм, полностью выпадает из мировых процессов глобализации, которая, конечно, не сводится только лишь к атлантизации. Глобализация включает в себя, как минимум, три важнейших компонента — демократизацию, экономизацию и информатизацию. Причём эти три компонента тесно связаны друг с другом. Если демократизацию с большой натяжкой и можно отнести к наступлению атлантической цивилизации на пространство Евразии (хотя это весьма спорный вопрос), то уже экономизацию, т. е. создание глобального экономического, рыночного пространства, и информационную революцию, т. е. создание единого информационного пространства следует отнести к числу объективных глобальных процессов, которым необходимо дать соответствующую взвешенную и спокойную оценку. А главное — определить в этих процессах роль и место России.

Но если это так, то евразийство превращается в концепцию некоего современного эскапизма, при котором вместо того, чтобы активно участвовать в мировых процессах, Россия будет пытаться прятаться от них (что не только ошибочно, но и невозможно в принципе). Сегодня очевидно как никогда: время локальных цивилизаций (даже если Россия и была таковой) прошло. Россия не справится с цивилизацией своего, тем более окружающего пространства, не говоря уже о пространстве евроазиатского региона, своими силами, не включившись в полной мере в общий цивилизационный процесс. В изоляции, особенно добровольной, освящённой идеологией «особого» («третьего») пути к «самодостаточности», её так называемая «евразийская миссия» станет обузой для её собственного развития.

В более широком, философском плане оказывается, что современные версии евразийства противоречат евразийству классическому, стержнем которого провозглашался православный замысел русской истории. Именно православные, христианские ценности являются идеологической опорой классического евразийства. Но ведь эти ценности носят универсальный характер. Они не различают «ни эллина, ни иудея». Это мироспасительный и мироустроительный замысел, который и спасение, и устройство на Земле обещает всем. Евразийство же выделяет из земной Ойкумены относительно замкнутое пространство и в нём предлагает обустраиваться и спасаться.

Народы вместе держит не сила, а идея. У дореволюционной России была имперская идея, которая работала несколько столетий, а в ХХ веке работать перестала. У большевиков была идея интернационализма, которая 75 лет оправдывала проживание в одном государстве разных народов. У евразийцев такой идеи нет, кроме этатизма. Мы видели, как происходило безыдейное восстановление пространства в Югославии: балканские «государственники» не только сгубили несчётное количество жизней, но и пришли к чудовищной религиозно-этнической чересполосице.

Нужны универсалии евразийской культуры, перед лицом которых национальные, религиозные и политические противопоставления отошли бы на второй план. Вопрос о таких универсалиях и представляет главную трудность евразийского проекта. Основоположники классического евразийства хорошо это понимали. Вот, например, что написал по этому поводу Н. Трубецкой: «Нужно, чтобы братство народов Евразии стало фактом сознания, и при том существенным фактом. Нужно, чтобы каждый из народов Евразии, сознавая самого себя, сознавал себя именно прежде всего как члена этого братства, занимающего в этом братстве определённое место. И нужно, чтобы это сознание своей принадлежности именно к евразийскому братству народов стало для каждого из этих народов сильнее и ярче, чем сознание его принадлежности к какой бы то ни было другой группе народов». И далее следует пророческая мысль: «... Только пробуждение самосознания единства многонародной евразийской нации способно дать России-Евразии тот этнический субстрат государственности, без которого она рано или поздно начнёт распадаться на части, к величайшему несчастью и страданию всех её частей».

Когда-то Чаадаев сетовал, что Россия находится вне истории, она не более, чем географическое понятие. Тогда это казалось многим верхом национального самоуничижения. Евразийцы же обратили этот «географизм» в национальную добродетель, объявив большевистскую Россию полной и абсолютной наследницей татаро-монгольской империи, апеллируя в том числе к фактору пространства: те же размеры, те же кочевые просторы. Тогда представлялось, что Россия вырвалась за пределы истории (знаменитое «клячу истории загоним»). Татарское нашествие евразийцы считали великой удачей русского народа именно потому, что благодаря нескольким столетиям рабства на территории бывшей татаро-монгольской империи возникло могучее военное государство, ни во что не ставившее жизнь и свободу своих подданных, зато очень влиятельное в мире. Именно внешнюю мощь государства, а не духовное развитие народа евразийцы поставили во главу угла.

Вообще евразийство — это всего лишь организация определённого пространства, а не мироустроительный проект. А потому оно не может быть проектом истории. Но если нет исторического проекта, создающего образ будущего, то нет и универсалий (назовите их хоть евразийскими), которые будут способны скреплять это пространство. Ибо идея держать пространство Евразии лишь во имя самого этого пространства не может вдохновить ни один народ, в том числе и русский, который держал это пространство именно как мироустроительное и мироспасительное, как пространство универсального исторического проекта.

С этих позиций, вслед за Н. Бердяевым, евразийство как идею организации пространства ради пространства следует охарактеризовать как антихристианскую, как своего рода неоязычество. Избирательность спасения — это идея языческая. К тому же неясно, почему неоевразийцы столь уверены в том, что именно Россия будет основным организатором евразийского пространства? Ведь на эту роль сегодня претендуют и другие страны — КНР, Турция, Германия и даже США.

Евразийцы противопоставили логику пространства логике времени: все изменения в истории ничего не значат, всё определяется местом развития. Однако категория пространства постепенно становится анахронизмом, уже в конце ХХ века серьёзно потеснённая категорией времени. Современную экономику определяют не расстояния, а скорость передачи информации и финансовых операций. Новые технологии и инновации мгновенно становятся достоянием мирового сообщества, где бы они ни родились.

Неоевразийство особенно гордится своей геополитикой. При этом оно ни слова не говорит о геоэкономике, которая, собственно, и взламывает представления о замкнутых пространствах.

Если евразийство претендует на роль идеологии, оно должно ответить на вопрос, в чём заключается сверхзадача, которую предполагается решать с помощью удержания и организации пространства Евразии. Оно не может быть только средством. Идеология не может быть самоцелью. Где в неоевразийской философии человек? Где его интересы? Где интересы его семьи? Философия неоевразийства не отвечает на эти вопросы.

Отцы-основатели евразийства резко критиковали Петра Первого за то, что тот рассматривал русский народ как некий «русский материал», из которого он хотел создать империю европейского типа. Не является ли неоевразийство аналогичной попыткой? Т. е. попыткой взять «русский материал» и создать из него новую империю с неясными целями?

Не вполне очевидной представляется и возможность гарантировать безопасность Евразии вне контекста безопасности глобальной. Если упрямо настаивать на безопасности лишь евразийского пространства, не занимаясь безопасностью глобальной, можно лишь увеличить конфликтогенность современного мира. События 11 сентября 2001 года сделали предельно ясной для всех взаимозависимость и уязвимость современного мира, абсурдность самой идеи о том, будто кому-то можно отсидеться в стороне от глобального вызова со стороны транснационального терроризма. Эти события убедительно показали, что безопасности замкнутых пространств более не существует.

Наконец, остаётся неясным вопрос о том, что такое Евразия в географическом смысле этого слова. Каждый евразиец понимает это по-разному. Одни считают Евразию пространством бывшей Российской империи. Другие — пространством бывшего СССР. Если же признать предшественницей евразийской цивилизации Золотую орду, то пространство Евразии еще больше увеличивается. А если признать исторической предтечей Евразии империю Чингизидов? Тогда в состав Евразии придется включить значительную часть Китая, Индии, Ирана и т. д.

Поразительно антизападничество современных евразийцев. Ведь то, что происходит сегодня в России — это, конечно, никакая не вестернизация. Это лишь конвульсии старого государственного организма, пытающегося в распаде империи уцелеть и по-прежнему паразитировать на материальных богатствах огромного пространства. Поэтому и возникают идеологические обоснования сохранения этого пространства. Одним из них и является евразийство.

На самом же деле древнерусское государство формировалось как государство европейское в византийском варианте; византийская (восточнохристианская) культура — весьма оригинальная, неотъемлемая часть европейской цивилизации. И Московское царство, и Российская империя, и даже коммунистической СССР представляли собой часть Европы. Не теряя самобытности, не насилуя собственную природу, Россия должна занять подобающее ей место, которое она занимала с момента своего возникновения. Это, конечно, не отрицает того, что Россия имеет целый ряд особенностей, отличающих её от стран западнохристианской ветви европейской цивилизации.

Вопреки убеждениям (а вернее сказать, утверждениям) евразийцев, и допетровская Русь (Московия) ориентировались именно на Европу. Назвавши себя «Третьим Римом», Русь заявила о своей европейской ориентации и намерении продолжать «Дело Рима». Петровские реформы были продолжением этой линии, принятой московскими царями. Необходимость сближения с Европой была для них очевидна: при всех противоречиях Россия и Запад — две части единого христианского мира. Очевидной для них были и невозможность «растворения» России в Западе. Российская цивилизация имеет европейский культурно-исторический генотип. Это подтверждают своим поведением в реальной жизни и сами евразийцы: они учат своих детей не монгольским и тюркским языкам, а романо-германским, и семьи свои отправляют жить в Европу и Америку.

Евразия как субстрат российской государственности превращается в Азиопу, т. е. в «дурной синтез Востока и Запада» (термин А. Герцена). Желая стать Евразией, Россия стремительно возвращается на доисторический уровень. «Если же мы считаем, что Россия — страна, пребывающая в истории, — отмечает замечательный русский философ и писатель В. Кантор, — значит она — в системе западноевропейских ценностей, западноевропейской парадигмы развития, родившей само понятие истории, если же Россия станет всего-навсего псевдонимом Евразии, то мы больше не будем иметь ни дворянства, ни истории, а носители духовной культуры и высших нравственных ценностей будут в очередной раз сметены кочевой стихией»

Евразийский проект для России

Если всерьёз говорить о евразийстве, то думать надо на самом деле не о том, как «отсидеться», укрывшись в замкнутой Евразии от процессов глобализации, а об активном включении в экономические интеграционные процессы, стремительно развивающиеся и в Европе, и в Азии, но пока без участия России. Нас не зовут в Евросоюз, на долю которого приходится 25% мирового ВВП. Соглашение о партнёрстве с ним по-прежнему де-факто заморожено (к тому же оно истекает в следующем году). Что же касается подписанных в прошлом году «дорожных карт», то они являются не более чем протоколами о намерениях. Россия не участвует на равноправной основе в Азиатско-тихоокеанском экономическом сообществе (АТЭС или АПЕК), доля которого в мировом ВВП (с учетом США) — более 50%. Само собой разумеется, мы не участвуем и в Североамериканской зоне свободной торговли (НАФТА), доля которой — 28% мирового ВВП. Доля же всего СНГ — менее 3%, России в отдельности — менее 2 %.

Между тем, именно через эти три огромных региональных экономических объединения идёт процесс экономической глобализации и консолидации мирового рынка. Таким образом, наше «евразийство» на практике осуществляется «с точностью до наоборот»: нас исключают и из Европы, и из Азии. Сами же создать хотя бы на постсоветском пространстве однородную экономическую зону мы оказались не в состоянии. Россию далеко не всегда зовут на регулярные встречи лидеров Европы и АТР, что является катастрофой для страны, называющей себя «великой евразийской державой». Ведь там обсуждаются амбициозные планы установления прямых внешнеэкономических связей между двумя крупнейшими региональными рынками.

Могут сказать, что Россия является членом «Большой Восьмёрки». Но там у нас по-прежнему нет равноправного статуса в ходе обсуждения вопросов глобальной экономики. И не потому, что такой статус нам не предоставляют по политическим соображениям, а потому, что Россия до этого статуса просто не дотягивает.

Особо следует отметить планы определённых, и весьма серьёзных, кругов воссоздания Великого шелкового пути (ВШП), который через Центральную Азию должен напрямую связать АТР и, в первую очередь, динамично развивающуюся китайскую экономику и расширяющийся ЕС. По замыслу авторов этого плана, ВШП должен пройти в обход России по территориям Турции, Грузии, Азербайджана, Туркмении, Узбекистана, Казахстана (или Киргизии). Рассматриваются варианты с участием Молдовы, Украины, Армении и Ирана.

Если этот план будет реализован, то очень скоро через сеть трубопроводов, железных и шоссейных дорог, авиационных маршрутов и электронных коммуникаций Центральная Азия, которая до сих пор имела выход на мировые рынки только через Россию, превратится в связующее звено между ЕС и АТР.

Строительство такой транс-евразийской магистрали создаст новое, по существу глобальное геоэкономическое пространство. Если эта магистраль пойдёт в обход России, то последняя буквально «выпадет» из него, что будет означать окончательную потерю статуса мировой державы. А с учётом того, что США имеют прочные экономические связи как с ЕС, так и с АТР, более того, занимают в каждом из этих региональных объединений господствующие позиции, вопрос о гегемонии Америки, по крайней мере в ХХI веке, будет решён окончательно и бесповоротно. США и в самом деле станут евразийской державой № 1.

Помешать такому развитию событий может лишь одно: крутой геоэкономический маневр. Суть его в том, что Россия своим экономическим развитием должна в ХХI веке связать евроатлантический и азиатско-тихоокеанский рынки, тем самым достроив недостающее пока звено мировой экономической системы. При этом она должна стать не мостом (это нечто второстепенное и вспомогательное), а именно активно работающим связующим звеном между двумя главными регионами завершающей свое формирование мировой экономики. И на этот счет пока имеются все необходимые предпосылки: только Россия может сделать максимально эффективными и экономичными (т. е. относительно не дорогостоящими) наземные (через реконструкцию Транссиба в Транс-евразийскую магистраль Дублин-Лондон-Париж-Москва-Токио), воздушные и электронные сообщения между расширяющимися вглубь и вширь евроатлантическим и азиатско-тихоокеанским рынками и получить благодаря этому колоссальный импульс для внутреннего развития. В этом и состоит Евразийский Проект России ХХI века, её стратегия развития и, если угодно, экономическое измерение национальной (русской) идеи. Такая стратегия должна интегрировать экономическую, технологическую, промышленную, транспортную и информационную политику России, по крайней мере на протяжении жизни одного поколения. Академик Н. Моисеев называл такой проект «Великим путём из англичан в японцы».

Если Россия окажется в центре глобальных рыночных процессов, то это даст объективный импульс центростремительным тенденциям в СНГ и превратит его в реальное содружество. Тогда всё постсоветское пространство и в самом деле станет Евразией. В этом и состоит экономическая миссия России — завершить начатый много веков назад процесс освоения евразийских просторов, сделать «срединную землю» (Хартленд) глобальной осью развития мирового рынка. Это, в свою очередь, позволит нам не только вернуться в число великих держав, но и поддерживать мировое равновесие в геополитическом смысле (как это было всегда), не только предотвратить острую борьбу за «евразийское наследство», в которую могут быть втянуты Китай, США, Япония, Германия, исламский мир, но и обеспечить стабильность мирового порядка в ХХI веке.

Наконец, это позволит России осуществить её глобальную демократическую миссию — замкнуть Северное Кольцо (Европа-Россия-Япония-Северная Америка). Тем самым Россия может внести решающий вклад в создание единого пространства развитых демократических стран, разделяющих ответственность за мировое развитие и мировую безопасность.

Журнал "Золотой ЛЕВ"

E-mail пользователя:
Пароль:
Запомнить меня

У вас нет аккаунта? Создайте его сейчас.

Добавить комментарий

• Matfei Tatarski

  22.04.2010 13:18:40
  [b]О подлинной истории стратегических этносов Евразии [/b] [i]Блаженной памяти мой предок Чингиз-хан На ухарском коне, как вихрь перед громами, В блестящем панцире влетал во вражий стан И мощно рассекал татарскою рукой Все, что противилось мо

  Ответить на комментарий
• Matfei Tatarski

  22.04.2010 13:24:09
  не поместилась моя статья, но основную мысль таки скажу: "[b]Многое, сокрытое прокитайскими и прозападными историками[/b], свидетельствует о том, что татары Чынгыз-хана – прямые предки большинства современных татар, многих представителей тюркских народов

  Ответить на комментарий
• Matfei Tatarski

  22.04.2010 13:26:41
  В продолжение первых двух комментариев: Опять не поместилось - слишком мало выделяете места, в общем, мою статью читайте тут: http://www.hrono.info/forum/viewtopic.php?f=16&t=439

  Ответить на комментарий

« Назад

« Предыдущая страница   | | Следующая страница »